Мой друг режиссер Андро Окромчедлишвили говорит, будто фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» повествует о вере. Не о свинцовых мерзостях российской жизни, не о коррупции и бесправии, а о вере. О том, что сила — в вере. (А не в правде, как принято было считать, когда главными у нас фильмами были «Брат» и «Брат-2».
)Вот этот отвратительный ужасный мэр верит, что его власть от бога и действительно в его руках концентрируется — да, тупая и жестокая, но безусловная власть.
А остальные герои не верят ни во что. Главный герой говорит вроде бы, что в назначенном под снос доме жили его предки до седьмого колена, но тут же готов дом продать, только подороже. Не верит, стало быть, в священную землю предков.
Адвокат из Москвы вроде бы верит в суды и законы, но везет на всякий случай внесудебный компромат в папочке.
Женщина не верит в любовь — ни в прежнюю, ни в новую.
И все вроде друзья, но никто не верит в дружбу.
Один только мэр верит. Верит в черт знает какую еретическую галиматью, однако же и эта вера дает ему силу и власть.
Верить ведь можно во все что угодно. Говорят, американские индейцы верили, будто без человеческих жертвоприношений солнце на утро не встанет из-за горизонта. И приносили людей на заклание. И солнце вставало. Регулярно вставало, пока не явился конкистадор Фернандо Кортес, который верил в очищающий огонь инквизиции, и пожег их всех вместе с идолами Вицлипончтли и Кецалькоатля. Так, кажется, было дело?
Верить можно во что угодно, и это дает силу. История знает людей, которые верили, что бог есть, и казнили безбожников.
История знает людей, которые верили, что бога нет, и казнили священников. Иногда люди верили даже в сострадание, в непротивление, в ненасилие — и вера давала им силы. Но это редко, потому что сострадание и ненасилие слишком трудны для человеческой природы.И чем абсурднее вера, тем лучше. Это еще Тертуллиан заметил. Верят в нелепое. Поэтому верующего нельзя переубедить, хоть какую разведи вокруг свободу слова. Логичное и очевидное — слишком человеческого ума дело. Второй закон термодинамики можно проверить, он является предметом опыта, но не предметом веры, а стало быть, дает только паровую машину, но силы и власти не дает.
Силу и власть дают абсурдные верования. В противоречивого бога, в великого Путина, в свободную Новороссию, в самостийную Украину, в западную демократию — ничего этого быть не может, и, стало быть, если истово верить во что-нибудь такое, то сила пребудет с тобой.
Можно еще верить в деньги. Подумайте только — верить во всесилие жалких бумажек, покупательная способность которых меняется каждый день по тысяче причин. Это называется культ Ваала, религия, адептов которой в мире больше, чем последователей иудаизма, христианства, ислама и буддизма, вместе взятых. Совершенно абсурдная вера, но дающая всесокрушающую силу и власть.
Итак, подведем итоги. Фильм Звягинцева «Левиафан», теракты в Париже, революция на Украине, война в Донбассе раз за разом демонстрируют нам наглядно, что сила — в вере.
Можно, конечно, выступать против веры как таковой, но это значит обречь себя на бессилие.
Чем абсурднее вера, тем лучше.
Впрочем, редко кому удается довести абсурдность веры до абсурда. Можно, но трудно. Трудно верить в такие вещи, как любовь, сострадание, братство, снисходительность и самоотверженность. Слишком уж они абсурдные.